Пока чиновники обсуждают проблемы импортозамещения, жизненно важные препараты исчезают из аптек. Проблем с получением россиянами лекарств нет, но проблемы есть. Такой вывод напрашивается, когда, придя в аптеку за нужным препаратом, россияне все чаще слышат в ответ: «Давно закончился, когда будет – не знаем, звоните».

 

Да и чиновники от здравоохранения, еще недавно призывавшие сограждан не паниковать, мол, ситуация с лекарствами под контролем, нынче вынуждены признать, что не так уж она и проста. Санкции, введенные против нашей страны, дают себя знать и в фармакологии.

 
К перебоям с поставками импортных препаратов в марте-апреле добавились за последние недели также логистические сложности. Коснулись они не только собственно лекарств, но и химического сырья для их производства.

 
Несколько крупных зарубежных компаний-поставщиков сырья ушли из России. Что в свою очередь «потянуло» за собой рост стоимости лечебных средств, в том числе жизненно важных. В среднем с конца февраля цены на них выросли на 5%. На медикаменты, скажем так, не первой важности, такие, как, например, аспирин, нафтизин, лейкопластырь и т. п., – на 15% (при незначительном, 0,5%-1%, и, как считают эксперты, временном понижении в мае). Проблемы даже с картоном, необходимым для упаковки лекарств. Он у нас, оказывается, тоже импортный. Свой не всегда подходит из-за низкого качества (дожили!).

 
К июню наметился еще и дефицит специализированного оборудования. В частности, хроматографических колонок – трубок, заполненных сорбентом, с помощью которых сложное вещество разделяют на составные компоненты. Используются эти колонки при разработке новых препаратов, а также для контроля качества уже зарегистрированных. Поставлялись они в нашу страну из Германии и США. Напряженка и с приборами, позволяющими оценивать однородность лекарственных веществ (хроматографами). Ввоз их в РФ запрещен санкциями. Мало того, что не получить новые, но и обновить имеющиеся станет теперь проблематично.

 
Чем грозит все это нашим потребителям? Ухудшением качества тех препаратов-заменителей (аналогов), которые, как обещает Минздрав РФ, начнут производить в нашей стране. По крайней мере, на тот период, который может занять перестройка всего процесса производства, – от изменения формулы конкретных лекарств до технологии.

 
А это явно не один месяц.

 
Известно, что основной причиной смертности в нашей стране на протяжении многих лет являются болезни системы кровообращения (COVID-2019 – отдельная история). То есть сердечно-сосудистые. Смертность от них по данным Росстата составила в 2020 г. (за 2021-й информации пока нет) без малого 44% от общего числа умерших.

 
Людям с этими заболеваниями, чтобы избежать гипертонии или аритмии, инсульта, инфаркта миокарда, сердечной недостаточности, зачастую пожизненно требуется принимать строго определенные препараты. Как минимум двенадцать из них уже пропали из продажи. Еще порядка 80 перешли в статус дефицитных.

 
Сложности и с препаратами из группы глюкокортикостероидов (они показаны при ревматизме, ревматоидном артрите, бронхиальной астме, остром лейкозе, кожных болезнях). Согласно опросам медиков из профессионального сообщества «ВрачиРФ», более десятка из них уже либо исчезли, либо вот-вот исчезнут из наших аптек, исчерпав имеющиеся там запасы. А прямые аналоги по действующему веществу есть не у всех лекарств данной линейки. И как быть тем, кому принимать их необходимо постоянно?

 

 
То, что творится в последнее время с лечебными средствами, иначе, как бардаком не назовешь. Перебои с поставками коснулись практически всех наименований. Причем, не только импортных, но и тех, что производятся у нас, – ответила на звонок корреспондента «СП» петербургский провизор Наталья Мошковцева (фамилия изменена).

 
В результате многие люди вынуждены сейчас отказываться от льготных рецептов из-за того, что по ним не достать нужных лекарств, и покупать их на свои деньги. Тоже не без проблем и втридорога. В аптеке, где я работаю не первый год, никогда не было недостатка, например, с карбамазепином (препарат для эпилептиков. – Авт.). В апреле это случилось впервые. При том что его давно производят в России. Как такое может быть?

 
«СП»: – Некоторые врачи говорят, что виноваты закупщики из профильных стационаров…

 
Да, больницы закупают впрок, боясь остаться ни с чем. Хотя не могут не знать, что у любого лекарства есть свой срок…

 
По этой же причине – не остаться «на бобах» – в некоторых регионах страны в пять-десять раз увеличились продажи гражданам и больницам препаратов для щитовидной железы. Сердечные. Для больных диабетом. Запасливость потенциальных пациентов рискует обернуться серьезными проблемами. В первую очередь для аптек.

 
Что же те, от кого зависит лекарственная безопасность страны, – специалисты здравоохранения, законодатели, предприниматели? Как собираются они решать все увеличивающееся число проблем в деле обеспечения сограждан медикаментами?

 
Депутаты Госдумы РФ планируют подготовить к осени законопроект, упрощающий в России регистрацию новых лекарств. Для чего предлагают перейти на электронный документооборот, сведя тем самым к минимуму бюрократические процедуры, а также ускорить выход на рынок отдельных препаратов. Об этом на профильной сессии Петербургского экономического форума-2022 сообщил Александр Петров, председатель подкомитета по вопросам обращения лекарственных средств, развитию фармацевтической и медицинской промышленности Госдумы РФ.

 
К слову, ускоренная процедура регистрации давно и успешно используется в ЕС и США. Там и регуляторов на порядок больше: в России регистрацией лекарств занимаются 60 экспертов, в Европейском медицинском агентстве – 4500. Тот опыт «недружественных партнеров», который точно не грех перенять.

 
Сама сессия по лекарственной безопасности проходила на ПМЭФ впервые за 25 лет и собрала представителей, кажется, всех заинтересованных сторон от государства и бизнеса. Другое дело, о чем они говорили и к чему в итоге пришли.

 

 
Михаил Мурашко, министр здравоохранения РФ, отметил, что «российская фармацевтическая отрасль активно развивается, наращиваются научные компетенции в стране». «Мы должны двигаться к обеспечению полной локализации и при этом формировать новые рынки сбыта, – заявил он. – При выходе на полные мощности наши производства могут обеспечить не только собственных граждан, но и покрыть запрос зарубежных стран, потенциал для этого есть. Можно привести в пример опыт работы отрасли в пандемию, когда Россия экспортировала и вакцины собственного производства, и лекарственные средства».

 
Олег Янушевич, ректор Московского медико-стоматологического университета им. А.И. Евдокимова, – о том, что «200 миллионов обращений в стоматологические клиники в год, свыше 5000 наименований товаров, используемых на практике, определяют необходимость создания полного цикла импортозамещения в стоматологии для качественного и бесперебойного обеспечения потребности граждан РФ».

 
Юрий Жулёв, сопредседатель Всероссийского союза пациентов, – об исчезновении жизненно важных лекарств из системы как «огромном вызове Запада, который мы должны оценить, проанализировать и сделать определенные шаги для того, чтобы такого больше не повторялось». Какие именно шаги предложил он сам? «Выстраивать качественный диалог с людьми, которые являются главными бенефициарами деятельности по обеспечению лекарственной безопасности населения».

 
Алла Самойлова, руководитель Федеральной службы по надзору в сфере здравоохранения, – о «серьезных задачах, требующих сегодня взвешенного и профессионального подхода в развитии отечественной фармацевтической промышленности».

 
Виктор Фесенко, первый замминистра здравоохранения, уверил, что «отечественная промышленность способна производить практически весь ассортимент из перечня жизненно важных – порядка 80% c различной степенью локализации». Жаль, не сказал, когда эта сказка может стать, наконец, реальностью.

 
В общем, много было выступающих. Долгим был разговор. Единодушие среди участников почти во всем. Конкретика? Решения? Что-то близкое к этому прозвучало разве что в выступлении Дмитрия Галкина, директора департамента фармацевтической промышленности Минпрома и торговли РФ. Да и то вскользь, мимоходом.

 
Есть группа препаратов – социально значимых, где государство должно брать на себя производство, – сказал он. – Это отдельные очень низкомаржинальные, но крайне востребованные, дешевые и среднего ценового сегмента лекарства, для которых существующие механизмы балансировки не работают. Их достаточно большое количество, мы их запускаем (видимо, в производство? Авт.), и до 2024−2025 гг. они так или иначе все будут реализованы.

 
Что имелось в виду под «так или иначе», Дмитрий Сергеевич уточнять не стал.

 
Таможня берет добро

 
В июле москвичке Наталье Деминой, пациентке с муковисцидозом, волонтерка-курьер везла из США трикафту – не зарегистрированный в России, но разрешенный к применению и жизненно необходимый препарат. На российской границе лекарство изъяли. Сейчас волонтерке грозит штраф или даже тюремный срок за провоз в целях сбыта. А пациентка и не надеется, что лекарство ей вернут.

 
Трикафта – таргетный патогенетический препарат нового поколения. Принимая его, больные с муковисцидозом, редким аутоиммунным заболеванием, при котором страдают легкие, могут жить не задыхаясь, без баллона с кислородом. Детей в России трикафтой обеспечивает фонд «Круг добра», а вот для взрослых пациентов чудо-препарат остается мечтой: лекарство не зарегистрировано в нашей стране, хотя заявка на регистрацию подана в Минздрав РФ. Стоит трикафта дорого: около $26,5 тыс. за пачку из 84 таблеток, рассчитанную на месяц приема по определенной схеме. Индивидуальная госзакупка возможна, но добиваться ее от региональных властей приходится через суд.

 
Волонтерам для Натальи препарат передавали сотрудники американского благотворительного фонда помощи орфанным пациентам в странах бывшего СНГ Palm of Hope («Ладонь надежды»). Передавали с сопроводительными документами, где объяснялось, кому именно и для чего предназначена трикафта. Так было и в последний раз, однако таможня, сославшись на нарушение правил декларирования товаров, изъяла у волонтерки весь запас препарата – две пачки по 84 таблетки. По статье 16.2 Кодекса об административных правонарушениях девушке грозит большой штраф: вплоть до двух третей от стоимости лекарства.

 
Сейчас препарат находится на экспертизе, которая занимает несколько недель, – говорит адвокат Алина Родионова, которая взялась за защиту волонтерки. – После нам станет более ясна логика таможни.

 
По словам адвоката, объем провозимого был настолько мал, что говорить о контрабанде – а это уже уголовная статья 238.1 – не стоит, однако до окончания экспертизы трудно что-то прогнозировать:
На мой взгляд, таможня переборщила, ведь речь идет о спасении жизни, о чем было заявлено в документах. Однако подобные эксцессы случаются – знаю по опыту моих коллег.

 
Для незарегистрированного препарата, не сильнодействующего и не наркотического, ввозимого в целях личного использования, не нужны специальные разрешения, как говорит юрист Фарит Ахмадуллин, президент ассоциации пациентов с легочной гипертензией «Спасти и сохранить», который помогает Наталье Деминой в суде добиться индивидуальной закупки трикафты. Однако было бы неплохо, если бы появилось официальное разъяснение Минюста о том, как следует таможенникам понимать «личное использование» в тех случаях, когда у гонца с лекарством есть документы, прямо указывающие на то, что таблетки предназначены тяжелобольному человеку и курьер не собирается заработать на их продаже.

 

Наталья Волкова,
корреспондент Русфонда