28. 3. 2024 |
01:36|
Есть рукописи, которые не горят. Есть спектакли, которым суждена вечная жизнь

Фото Ольги Сумкиной

 

Нужно обладать большим талантом, дерзостью, уверенностью, деликатностью, особым даром, чтобы там, Наверху, Автор был уверен в том, что все написанное им будет донесено до того, кто это увидит, в том неприкосновенном виде, в котором исключены даже самые невинные искажения. Сергей Федотов, художественный руководитель Пермского театра «У Моста», из тех единиц, кто сумел получить разрешение и поставил фантастический спектакль «Мастер и Маргарита».

 

Я не понимаю, был ли спектакль или он мне приснился. Ведь в первом отделении кусая губы с гримасой «Ну, допустим», я долго привыкала к тому, какими мне показывают культовых персонажей знаменитого романа Михаила Булгакова. Можно много говорить о мистике, которая шлейфом тянется за этим произведением, можно от нее отрешиться, но, тем не менее, «Мастер и Маргарита» не терпит ни большого экрана, ни театральных подмостков. Роман живет своей отдельной жизнью в воображении каждого читателя, он неуловим и загадочен так же, как улыбка леонардовской Моны Лизы.

 
Сергей Федотов сотворил спектакль, который оживил текст, сделал его объемным, Но это не иллюстрации к книге. Это отсвет текста. Спектакль как-то правильно и легко лег на текст, не заслонив его, не опозорив вычурной театральной реинкарнацией. Сохранил и донес главный смысл романа – не романтизацию тьмы, но силу вечной любви.

 
Я не понимаю, как и из чего он сотворил своих «Мастера и Маргариту». Акварелью по воздуху?

 
Спектакль соткан из болотной дымки, лунного света, аромата мимоз, ретроградного Меркурия в правой форточке. Небольшое, но продуманное количество декораций на сцене. Ничего лишнего. Черные, как сажа, кулисы, сдвигаясь или распахиваясь, дают ощущение перемещения во времени и в пространстве. На сцене был Ершалаим, жаркий закат на Патриарших, Александровский сад, тьма плыла со Средиземного моря, прокуратор Иудеи мучился от головной боли в белом плаще с алым подбоем. Аннушка пролила масло. В психбольнице в лунном сиянии беседовали Мастер и поэт Иван Бездомный. Нехорошая квартира ходила ходуном. Федотов, конечно же, в спектакль взял не весь роман. Под режиссерские ножницы попало Варьете, многие сюжетные линии, персонажи, но их отсутствие не было критичным. Роман настолько глубоко прописан у всех в подкорке, что легко воспринимается цельным, даже с отсутствием отдельных эпизодов.

 
Перекручивая назад сцены, я пыталась вспомнить, когда спектакль меня втянул и случилось переключение. Когда воздух задрожал и пропало ощущение времени. Это случилось в сцене в Александровском саду, когда появился Азазелло – Владимир Ильин. Он «вошел» в спектакль так же гладко, как трамвай отсек голову бедному Берлиозу, и стал тем последним пазлом, с которым наконец картина стала полной.

 

Фото Валерия Неукрытого

 
Наверное, это мой первый случай, когда я выскажу ослепительное восхищение актрисе. Мария Новиченко – Маргарита. Высокая, золотокудрые волосы ниже пояса, черное пальто на голое тело. Она неожиданно выплывала из сумерек с букетом желтых цветов и уходила в них. Показалось, что она не играла. Просто была. На сцене была булгаковская Маргарита. И всё. Главная притягательность той женщины, образ которой создала Мария Новиченко, заключалась в безыскусности. Наверное, если бы она драматически заламывала руки, наполняла глаза слезами, интонировала голосом, была бы гораздо более эффектная Маргарита. Но тогда выглядело бы это так, как если тонкий рисунок Нади Рушевой попытаться раскрасить фломастерами.

 
Необходимо понимание, что те силы, о которых идет речь в романе, не терпят шуток и заигрываний с ними, не терпят фамильярности и не нуждаются в панибратстве. С ними нужно держать дистанцию, не подходить близко и не позволять того же зрителю. Велика власть тьмы. Ключевые слова были сказаны Воландом в начале. «Я лично присутствовал при всем этом. И на балконе был у Понтия Пилата, и в саду, и на помосте…» Своими двухцветными глазами он смотрел, как распинали Иеушуа Га-Ноцри, и криво улыбался. Об этом не нужно забывать ни на секунду.

 
Воланд у Валерия Митина, безусловно, получился. Сначала совпадения по внешним деталям: берет, трость, акцент, кривая улыбка, потом в голосе проявляется властность, от него мощно исходит сила и опасность. Он вселяет адское чувство тревоги и страха. Для него все мы – лишь шахматные фигуры, и не стоит делать так, чтобы оказаться в его партии. Он не делает никаких усилий, чтобы понравиться, не дает себя полюбить. Сцена, от которой невозможно оторвать глаз, вызывающая сладострастную эстетическую дрожь, когда Гелла и Маргарита, расположившись зеркально, втирают лечебное снадобье в больное колено Мессира.

 
Пожалуй, самая подходящая форма, которая нейтральна для коммуникаций с героями из потустороннего мира – комично-хулиганская. Здесь непревзойденно хорош был Сергей Мельников. Его Коровьев – совершенно «отмороженный», полублатной фраер, чертовски очень обаятельный, как и положено. А еще «сверх книги» ему разрешили побыть и сексуальным, чувственный танец с Геллой в нехорошей квартире – это черт знает что такое! Впрочем, тех, кто помнит превращение Коровьева в рыцаря в финале романа, метаморфоза может и не удивить. Бегемот Андрея Козлова – самый натуралистичный кот в натуре!

 

Фото Ольги Сумкиной

 
Ощущение настоящего присутствия на Весеннем бале полнолуния, или бале ста королей, было невероятным! Перед глазами происходили алхимические чудеса. До сих пор не понимаю, как при минимуме декораций, используя лишь световые эффекты, можно было так фантастически расширить пространство. Невозможно не подозревать Федотова в знакомстве с пятым измерением, с которым «ничего не стоит раздвинуть помещение до желаемых пределов».

 
Бал погрузил в морок беснования нечистой силы. Хочется понять, насколько сценография доступна из партера. С балкона, с высоты, это считывается как нечто грандиозное, а дрожание электрического света в огромной хрустальный люстре подобно вспышкам молнии, и топот ног бегущей со всех сторон нечисти вызывали инфернальный и совсем не театральный ужас.

 
Сергей Федотов на своих режиссерских весах ювелирно отмерил, уравновесил две сакральные чаши – Добра и Зла. Но в первой чаше на луч света больше. И спектакль получился гениальным.

 

Иешуа Га-Ноцри – Андрей Шебуняев
Понтий Пилат – Александр Шаманов
Мастер – Илья Бабошин
Иван Бездомный – Василий Скиданов
Гелла – Татьяна Голендухина

 

Наталья Анисимова, Москва

 

IX бизнес - регата