Доминировавшая в посткризисный период политика – фискальное сжатие и меры количественного смягчения, предпринятые основными центральными банками, – не помогла стимулировать потребление, инвестиции и рост экономики. Напротив, привела лишь к ухудшению ситуации. Что лежит  в основе системных ошибок, а также драйвера мировой экономики, рассуждает Джозеф Стиглиц. 

 

НЕЭФФЕКТИВНОЕ КОЛИЧЕСТВЕННОЕ СМЯГЧЕНИЕ

Через семь лет после глобального финансового кризиса, разразившегося в 2008-м, мировая экономика продолжала балансировать на грани. По данным доклада ООН «Мировая экономическая ситуация и перспективы 2016 года», средние темпы роста экономики в развитых странах после кризиса снизились более чем на 54%. Около 44 млн человек в этих странах являются безработными, что примерно на 12 млн больше, чем в 2007-м; при этом инфляция достигла низшего уровня со времен кризиса. Еще тревожнее, что темпы экономического роста в развитых странах стали более волатильными. Это удивительно, поскольку, обладая развитой экономикой с полностью открытыми капитальными счетами, эти страны должны были выиграть от свободного движения капитала и международного распределения рисков и тем самым ощутить лишь незначительную макроэкономическую волатильность. Кроме того, социальные выплаты, в том числе пособия по безработице, должны были помочь домохозяйствам стабилизировать уровень потребления.
Основной смысл политики количественного смягчения был подорван законом 2006 года, который ослаблял регулирование финансовых услуг и, следовательно, разрешил Федеральной резервной системе (ФРС) закрывать проценты по обязательным и избыточным резервам. В результате после принятия этого закона к началу 2009 года были видны первые «итоги»: рост потребления и инвестиций приостановился, в том числе из-за того, что большая доля дополнительной ликвидности вернулась в центральные банки в виде избыточных резервов.
Это оказалось началом конца. Но чтобы отложить крах финансового сектора, принимается закон о чрезвычайной экономической стабилизации 2008-го. Он сдвигает дату начала выплат процентов по банковским резервам на три года – на 1 октября 2008-го вместо 2011 года. В результате избыточные резервы банков в ФРС резко возрастают – со среднего уровня $200 млрд в 2000–2008 гг. до $1,6 трлн в 2009–2015 гг.
Логичная реакция финансовых учреждений была такова: они предпочли держать деньги в ФРС, а не кредитовать реальную экономику. Такой ход позволял им заработать без всяких рисков в течение последних семи лет почти $30 млрд. Я бы назвал это щедрой (и в основном скрытой) субсидией ФРС финансовому сектору. А благодаря недавнему повышению ФРС процентных ставок размер этой субсидии вырастет в текущем году еще на $13 млрд.
Это пример того, как многочисленные ожидавшиеся выгоды от низких процентных ставок так и не смогли воплотиться в реальную финансовую прибыль. Одна из причин этого – неверная мотивировка, искаженный стимул. Так, политика количественно-го смягчения в течение семи лет сохранила процентные ставки на практически нулевом уровне.
Ожидалось, что это простимулирует правительства развитых стран усилить займы для инвестиций в инфраструктуру, образование и социальный сегмент. Но повышение социальных поступлений в посткризисный период лишь помогло смягчить совокупный спрос и изменения в динамике потребления.

 

«ЗАМОРОЖЕННЫЕ» ИНВЕСТИЦИИ РАЗБАВИЛИ ЦЕННЫЕ БУМАГИ
Доклад ООН 2016 года также ясно демонстрирует, что и частные инвестиции в странах развитого мира не росли темпами, которые предполагалось увидеть на фоне сверхнизких процентных ставок. В 17 из 20 крупнейших развитых стран темпы роста инвестиций в период с 2008-го по 2016-й оказались ниже, чем в докризисные годы, а восемь стран столкнулись со снижением уровня инвестиций в 2010–2015 гг.
Примерно в этот же период количество ценных долговых бумаг, выпущенных нефинансовыми корпорациями, значительно выросло на биржах всего мира. Предполагалось, что корпорации будут заниматься капитальными инвестициями, но многие из этих синдикатов, пользуясь выгодами низких процентных ставок, заняли деньги, но вместо того, чтобы инвестировать, использовали их на выкуп собственных акций или вложились в другие финансовые активы. Таким образом, политика количественного смягчения достигла обратного эффекта и повысила уровень закредитованности, а также увеличила уровень капитализации рынка.
Сдерживание процентных ставок на уровне, близком к нулевому, необязательно ведет к повышению уровня кредитования или инвестиций. Если банкам предоставлена свобода выбора, они выбирают безрисковую прибыль, иногда «откусывая» от пирога с финансовыми спекуляциями; при этом сегмент кредитования, на который были возложены реальные надежды и который помог бы решению задачи экономического роста, оказался замороженным.

 

Вместо фактиче­ского стимули­рования банков ФРС следовало наказывать их  за избыточные резервы

МИНИМАЛЬНЫЕ СТАВКИ ВЫЗВАЛИ ОТТОК КАПИТАЛА
Сверхнизкие процентные ставки принесли мало пользы развитым странам, при этом дорого обошлись развивающимся. Ожидаемым последствием монетарного смягчения стал резкий рост трансграничного движения капиталов: так, общий приток капитала в развивающиеся страны увеличился примерно с $20 млрд в 2008-м до более $600 млрд в 2015-м.
Между тем важно понимать, что если Всемирный банк или Международный валютный фонд предоставляют «дешевые» деньги странам третьего мира, они называют условия, что с этими деньгами можно делать, а что – не рекомендуется. Но для достижения желаемого эффекта политика количественного смягчения должна была сопровождаться не только официальными мерами по восстановлению ослабевших каналов кредитования, которые предназначались для малых и средних предприятий, но и определением конкретных целевых показателей кредитования для банков. Вместо фактического стимулирования банков ФРС следовало наказывать их за избыточные резервы.
Развивающиеся страны с трудом справляются с внезапным и масштабным притоком капитала. Лишь малая часть этих средств направляется в долгосрочные инвестиционные проекты. Более того, в период с 2010 по 2015-й рост инвестиций в развивающихся странах значительно замедлился. А в этом году развивающиеся страны, как ожидается, впервые с 2006 года зафиксируют чистый отток капитала, который достигнет $615 млрд.

 

 
ДОЛГОСРОЧНОЕ МЫШЛЕНИЕ ОБУСЛОВИТ РОСТ ЭКОНОМИКИ
Ни монетарные власти, ни финансовый сектор не делают того, что от них ожидается. Похоже, что море ликвидности в непропорциональных размерах пошло на создание финансовых накоплений и надувание пузырей на рынках активов, а не на укрепление реальной экономики. И хотя по всему миру котировки акций резко упали, рыночная капитализация, измеряемая как доля мирового ВВП, остается высокой. А значит, нельзя игнорировать угрозу еще одной волны финансового кризиса.
Существует другая политика, дающая надежду на восстановление устойчивого и инклюзивного экономического роста. Она начинается с переписывания правил рыночной экономики, которые могут гарантировать большее равенство, направляя субъектов к долгосрочному мышлению. При этом важным пунктом остается обуздание финансовых рынков и рынков ценных бумаг эффективным и сегментарным регулированием, а также созданием системы результативных стимулов.
Столь же необходимым станет значительный рост государственных инвестиций в инфраструктуру, образование и технологии. Частично их следует финансировать за счет введения экологических налогов, в том числе углеродных налогов, налогов на монополии и другие виды ренты, ставшие слишком распространенными в рыночной экономике и активно способствующими увеличению неравенства и замедлению роста экономики.  

 

NB-СПРАВКА

Джозеф Стиглиц, американский экономист, лауреат Нобелевской премии по экономике (2001) «за анализ рынков с несимметричной информацией». Учился в Амхерст-колледже и Массачусетском технологическом институте, где получил степень доктора.
Профессор Колумбийского университета, соредактор журнала The Economists’ Voice.
Председатель Совета экономических консультантов при президенте США (1995–1997)
Шеф-экономист Всемирного банка (1997–2000).
Является иностранным членом Секции экономики отделения общественных наук Российской академии наук.