Мировая торговля находится под давлением не только из-за идей Трампа: скорость введения торговых ограничений выросла в 2016 году, что обусловит неминуемую пробуксовку в 2017-м. При этом политическая нестабильность в Европе станет весомым фактором для долгосрочного ослабления рынков. Как это отразится на российской экономике и от чего отвлекают внимание потребителей –  в прогнозе National Business на 2017 год

 

Что ждет процентные ставки и валюты
Хотя повторение сценария Brexit на выборах в США казалось невероятным, победа Дональда Трампа стала реальностью. Первоначально считалось, что это плохая новость для фондовых рынков, но хорошая – для облигационных (его победа снижала вероятность повышения ставки ФРС), однако настроения рынков быстро изменились. Их реакция отражает ожидания роста государственного стимулирования в США, что, наоборот, приводит к росту цен на акции: реальный сектор выглядит бенефициаром бюджетного ослабления.

Параллельно начали снижаться цены на облигации, поскольку ФРС в этом случае будет вынуждена пойти на радикальное повышение ставки. На фоне роста доходностей развитых стран капиталы начали покидать развивающиеся рынки, что привело к соответствующему давлению на их валюты и росту доходностей по облигациям.

 
Главный вопрос, безусловно, в том, в какой степени такие ожидания рынка обоснованы и в течение какого времени они будут преобладать. Для этого, во-первых, следует прояснить точку зрения нового президента на экономику, а, во-вторых, понять, насколько такой подход может быть воплощен в реальность. В двух словах экономические предпочтения Трампа определяются склонностью к протекционизму. Ключевыми положениями его экономической программы являются снижение максимальных налоговых ставок для домохозяйств до 33% с текущих 39, для компаний – до 15% с 35, а также существенное увеличение военных расходов до 6,5% ВВП с одновременным сокращением общих расходов бюджета не менее чем на $500 млрд.

 
В целом, это означает увеличение дефицита бюджета и рост заимствований государства. Трамп выступает за активную протекционистскую политику для американской промышленности и введение торговых пошлин для товаров из Китая и Мексики, борьбу с иммигрантами и пересмотр соглашений по НАФТА и Транстихоокеанскому партнерству. В своей программе Трамп обещает ускорить экономический рост страны до 4–6% в год. Однако реализация части этих ожиданий, например ограничений по импорту товаров из Мексики и Китая, может идти вразрез с международным регулированием ВТО, да и результат от анонсируемых мер появится далеко не сразу.

 
В частности, только от снижения ставок по налогам долговая нагрузка США будет ежегодно расти на $1 трлн, а эффект от переноса американских предприятий из-за рубежа в страну появится только после строительства новых заводов. В свете этого и планы нового президента могут подвергнуться значительной корректировке, когда дело дойдет до их реализации. Кроме того, рост протекционизма в крупнейшей экономике нанесет удар по общим темпам роста мировой экономики и рикошетом может негативно сказаться на США через замедление мировой торговли.

 
По состоянию на 2011–2014 гг. темп роста мировой торговли составлял 3,9%, к 2015-му он замедлился до 2,8% при прогнозе в 2,6% на 2016-й. Замедление мировой торговли отчасти связано со снижением инвестиционного роста и падающими ценами на сырье, но также с ростом протекционизма и введением торговых ограничений развитыми странами. Согласно статистике ВТО, с 2008 года в мире действовало 1087 торговых ограничений по состоянию на октябрь 2015-го; в октябре 2016-го их число выросло до 1263. Если в 2014–2015 гг. в среднем в месяц вводилось 10 ограничений, то в 2016-м ежемесячное увеличение числа ограничений выросло до 15. Возможный рост протекционизма при Трампе, желание Великобритании дистанцироваться от ЕС – важные факторы, которые могут усилить сжатие мировой торговли.

 
Европа подогревает ситуацию?
Дополнительным краткосрочным фактором риска для мировых рынков стал референдум 4 декабря в Италии. По своему значению это событие сопоставимо с эффектом Brexit, кроме того, оно окажет влияние не только на движение финансовых рынков, но и на политические последствия для Европы, поскольку в 2017-м предстоят президентские выборы во Франции и Германии. Такое развитие событий может дополнительно усилить бегство в доллары и стать внешним фактором их укрепления.

 
Таким образом, рост неопределенности и нестабильности финансовых рынков вынудит ФРС сохранить выжидательную позицию, пока окончательно не прояснятся контуры новой экономической политики. Любое ослабление статистики создания рабочих мест станет дополнительным аргументом в пользу выжидательной позиции.

 
Сохранение процентной ставки неизменной или ее небольшое увеличение вряд ли улучшит отношение инвесторов к развивающимся рынкам. На данный момент глобальные инвесторы рассматривают ближайшие несколько месяцев как период нисходящего тренда, благоприятный для постепенного выхода в кэш и аккумуляции ресурсов для будущего роста рынков. Это особенно заметно в сегменте развивающихся рынков, где давление наблюдается не только в валютах Латинской Америки (песо в конце года потерял 11%), но и в азиатских валютах. Юань, который торговался на уровне 6,4–6,5 с осени 2015-го, к декабрю вышел на уровни 6,88 к доллару и, видимо, в 2017 году продолжит свое движение вниз.

 

 

Россия: неопределенность усиливается
Без преувеличения можно сказать, что главным событием последнего квартала в России стали арест и отставка министра экономического развития Алексея Улюкаева. Этот арест окажет большое влияние на системную экономику и бюджетирование 2017 года. Министр был арестован поздним вечером 14 ноября и 15-го, по решению президента, отправлен в отставку. Попытка представить эту ситуацию как предсказуемую и ожидавшуюся не выглядит успешной – достаточно того, что после отставки Улюкаева пост министра пустовал почти две недели, а исполняющим обязанности назначен Евгений Елин, который почти неизвестен в экономических кругах. Странной выглядит и версия ареста и отставки – получение взятки за проведение оценки «Башнефти», хотя акции торгуются на рынке и никакой особенно важной роли министр Улюкаев не мог играть при определении стоимости компании. Значительное беспокойство вызвала информация и о том, что деятельность Алексея Улюкаева находилась под наблюдением спецслужб еще с 2015 года, а с середины 2016-го они прослушивали его разговоры.

 
Оставляя в стороне ситуацию в министерстве, следует отметить и тревогу по поводу деятельности всего правительства. Согласно информации правоохранительных органов, Алексей Улюкаев не был единственным подозреваемым – интерес спецслужб вызывали и другие члены кабинета министров. В прессе упоминались имена Аркадия Дворковича и Андрея Белоусова, занимающего должность помощника президента.

 
Не совсем понятно: не последуют ли в будущем дополнительные отставки, и в какой степени в таком контексте правительство остается дееспособным?
Показательно также, что хотя Алексей Улюкаев считался одним из немногих руководителей правительства, которых Медведев приглашал на работу лично, премьер-министр не проявил готовности встать на его защиту. Активно обсуждаемая версия о том, что отставка Улюкаева является сигналом начала борьбы с коррупцией, также не выглядит реалистичной – для этого достаточно было уговорить его написать заявление по собственному желанию, не раздувая публичный скандал, компрометирующий правительство, а просто заменить неугодного министра более приемлемым кандидатом. Отсутствие такового означает, что речь, скорее всего, идет о росте противостояния в политическом поле. Кроме того, возможно, на фоне ухудшения настроений населения история с отставкой призвана отвлечь внимание публики от насущных экономических проблем.

 
Другим поводом для волнения по итогам последних месяцев 2016 года является некоторое изменение бюджетной риторики. Если до последнего времени риторика Минфина и правительства в части исполнения социальных обязательств была жесткой, то в последние дни премьер-министр заявил о желании финансировать майские указы президента, что означает потенциальный рост социальных расходов в 2017 году.

 
Кроме того, наблюдается пробуксовка дискуссии по бюджетному правилу, которое Минфин хотел запустить в работу с 2020 года и которое требует начала бюджетной консолидации уже в ближайшее время. Оба эти сигнала говорят о вероятном росте инфляционных угроз, связанных с бюджетной политикой на 2017 год. Эти беспокойства тем более обоснованы, что восстановление экономического роста в России трудно представить себе без бюджетного стимулирования. Предполагается, что в 2017-м модель роста экономики не изменится: продолжится возврат к докризисной модели, то есть восстановление потребления на фоне ограниченной инвестиционной активности. В сентябре динамика розничной торговли уже преподнесла сюрприз, продемонстрировав снижение всего на 3,6% г/г, и постепенное восстановление розничного кредитования (на 0,2–0,4% м/м с середины лета) также поддерживает обороты розничной торговли. Хотя по итогам октября оборот розничной торговли упал на 4,4% г/г, с августа в России наблюдается рост импорта, а это, безусловно, свидетельство того, что экономика вошла в режим посткризисного восстановления. При этом объемы строительства по-прежнему сжимаются, что говорит об умеренных перспективах инвестиционного роста.

 
Консолидация в нефтяной отрасли, в частности покупка «Башнефти» «Роснефтью», приведет к сокращению расходов на инвестиции в первых двух кварталах 2017 года. О снижении инвестиционных планов недавно объявил и «Лукойл». Таким образом, хотя вероятность увидеть экономический рост в 2017-м на уровне 1–1,5% велика, перспективы восстановления в основном отражают улучшение настроений в потреблении и ставку на электоральное ослабление бюджетной политики. В этой логике ближайшие год-полтора выглядят благоприятно, но исчерпание бюджетных резервов после 2018-го означает череду отложенных и болезненных для экономики решений, которые последуют п­осле середины года.